Когда спать укладывает папа: 3 истории

Ритуал укладывания спать
Сон ребенка — тайна, соизмеримая с загадкой превращения ртути в золото. Каждый родитель — немножко алхимик. Только ему известен секрет трансформации своего ребенка из текучего ртутного в застывшее золотое состояние.

На какие только ухищрения не идут взрослые ради детского сна. Одни продают почку, другие родину, третьи прячутся всей семьей в шкафу (были случаи), лишь бы малыш заснул.

Сон Артема — это целый проект. Уснул, где положили — говорят, такие дети существуют, но это не наш случай. В идеале над сном Артема должен трудиться целый НИИ с бородатыми докторами наук. Но за неимением оного, мы пока с женой сами справляемся. Мы применяем комплексный подход. Для ночного сна у нас одно решение, для дневного — другое.

Наше ноу-хау для ночного сна состоит в том, что сначала мы маринуем сыночка на большой взрослой кровати, лежа с ним рядом и рассказываем ему сказки. А когда малыш засыпает, перекладываем его в собственную отдельную колыбельку. На Нобелевскую премию не тянет, согласен, зато эффективно.

Днем все еще банальнее: планшет ребенку в зубы, и сразу в свою колыбельку. Планшет — это такая современная электронная соска: она заменяет Артему и папу с мамой, и сказку, и родительскую кровать. Мы, конечно, пробовали и днем сказку, поскольку планшет, понятное дело, это зло XXI века. Но Артем — непоправимый бюрократ, как любой ребенок, и не приемлет перемены.

После того как сынок перед дневным сном у себя в кроватке вдоволь насмотрится одних и тех же роликов про распаковку киндер-сюрпризов, которых в интернете столько, словно в будущем самой востребованной профессией станет именно распаковщик киндер-сюрпризов, он самостоятельно выключает планшет, кладет его под подушку и почти мгновенно засыпает. Обычно на это уходит пятнадцать минут.Однажды днем я сидел дома с Артемом один. Я уложил его в колыбельку, вручил планшет и ушел в соседнюю комнату на цыпочках. Дверь за собой прикрыл.

Этот ритуал — как минное поле, по которому жизненно важно ходить одним и тем же маршрутом. Малейший шаг в сторону: не ушел сразу, ушел не на цыпочках, не закрыл дверь — все, взрыв, сынок отказывается спать. А дневной сон ребенка — это, если не орден на грудь родителям, то как минимум медаль. За него все готовы лечь на амбразуру.

Пятнадцать минут, двадцать, тридцать, сорок. Не спит Артем, и все тут. Только через дверь слышно, как орет планшет, и кто-то в нем страстно разворачивает миллионное по счету шоколадное яйцо.

А нервы у молодых отцов — как тонкая паутинка. Она рвется так часто, что добрый паучок спокойствия не успевает её плести. Чувствую — расхожусь по швам. Я влетел в комнату Артема с львиным рыком, хлопнув дверью об шкаф: «Ты будешь спать или нет?»

В этот момент где-то в пединституте икнул один будущий педагог.

Артем мирно спал, похрюкивая, не подозревая, какие нешуточные страсти бушевали вокруг.

Планшет упал между детской кроваткой и стеной и орал откуда-то из-под плинтуса.

Сказка на ночь от папы
Артём полюбил истории на ночь. Причём его интересует только один жанр — соцреализм. История должна быть документальной, никаких сказок. Проверено. Если начинаешь сочинять, мифологизировать, паче чаяния выдавать классику — возмущённые вопли.

Лучше всего заходят рассказы про то, как прошёл папин день. Как папа утром встал, пошёл в ванную, позавтракал, поиграл с Артемом, с ним, то есть, поехал на работу, на работе поработал, пообедал, попил чай, вернулся обратно домой…

Часто сынок засыпает подолгу, поэтому история должна быть длинной. И тут понимаешь, насколько нетривиальная задача — пересказать свой день в подробностях, чтобы хватило минут на двадцать. Подъем, завтрак, дорога, офис, работа, обед, работа, чаепитие, дорога, дом. Все. Три минуты. День, короткий, как секс. Epic failure, история некондиционная, Артём недоволен и бузит.

Поэтому в какой-то момент я понял, что нужно заранее готовиться к этой сказке на ночь для ребёнка, собирать материал, как для диссертации. Я стал гиперчувствителен к миру вокруг: к его случайностям, деталям, нюансам, полутонам, запахам, многозвучью, заднему плану, граням. 10 минут дороги от метро до офиса пешком раньше давали мне 10 секунд чистого времени в истории. Теперь арифметика обратная. Из 10 минут дороги от метро до офиса, как у коровы-рекордсмена, я могу выдоить полчаса первоклассного рассказа. Потому что эти 10 минут в пути я больше не прокручиваю в голове план на день. Эти 10 минут я, как губка почти Боб, впитываю, всасываю роскошь окружающей обстановки.

Вот трактор грузит снег в «КамАЗ» — отлично, Артём фанатеет и от тракторов, и от «КамАЗов», да и от снега тоже. Фотографируем, кладём во внутренний кармашек распахнутой души. Вон там голуби толкаются над пятном из пшена, а тут турист застыл посреди людского потока, как волнорез, задрав голову. Справа в витрине горит гирлянда, слева буксует автобус, небо серое, чахоточное, воздух морозный и безвкусный…

Я провёл в этом режиме видеорегистратора несколько дней и вдруг увидел, как трафареты и силуэты, через которые я воспринимал окружающий мир, стали заполняться цветными красками. Я понял, что богатый внутренний мир — это не Гёльдерлин и Мунк, а трактор, «КамАЗ», снег, голуби, турист, небо и т.д., замеченные вовремя. Чтобы стать интересным ребёнку, мне пришлось самому стать демоверсией ребёнка.

Через неделю мне это вечернее время с его историями стало даже нужнее, чем Артёму. Рассказывая о своём дне сыну, я как бы проявлял плёнку и убеждался, что живу. То, на что у других уходят годы дзэна, медитаций, йоги, книг, путешествий, я получил в подарок от Артема просто так за один вечер.

Сегодня перед сном я расскажу Артёму, как писал этот текст в телефоне, покачиваясь в вагоне метро по дороге на работу, иногда поднимая глаза на странного дядю напротив, с его наушниками, не вставленными в уши, с музыкой, льющейся на пол…

Талант засыпать
Всю жизнь я плохо засыпаю. Сколько себя помню. Овцы, которых я считаю, уже давно храпят, а я по-прежнему бодрствую.Если сон вдруг приходит, любой внешний раздражитель — чихнувший таракан или землетрясение в Танзании — может легко меня разбудить.

Я страшно завидую своему отцу. Он способен заснуть даже на Титанике, причем уже после столкновения с айсбергом. В советском мультфильме «Верное средство» был такой персонаж — барсук. Барсук говорил «смотрите, как я могу»: облокачивался на дерево и мгновенно начинал храпеть. Этот персонаж срисовали с моего отца.

Более того, с годами брака папа усовершенствовал этот природный навык: он научился засыпать во время ссор со своей женой, моей мамой. Мама ругается на него, ругается, пилит его, рубит, складирует в штабеля — и в этот момент из кресла оппонента доносится мирный храп. Виртуоз.

Как-то раз воспитывал я Артема. Отчитывал, ругал, смешивал с грязью. Провинился он в чем-то. Вижу — опускает мой сынишка голову все ниже и ниже, вот уже от стыда не может на меня и глаз поднять. А я все не унимаюсь. Слышу — всхлипывает. Все, думаю, переборщил. Макаренко недоделанный, да гори все это «правильное» воспитание огнём. Подскакиваю к малышу, чтобы успокоить, обнять.

А он спит, гаденыш! И не всхлипывания это вовсе были, а похрапывания.Мой отец все-таки остроумный человек. Раннюю лысину он передал мне, а чудо-засыпатель — внуку.