У ребенка умственная отсталость. Сможет ли он устроиться на работу?

Пришла женщина с сыном. Сын уже большой, старший подросток. И явно какие-то нарушения в развитии у парня. Существенные. Что называется, «на лице написано».Я от такого всегда расстраиваюсь. Помочь ведь вроде бы и должна (к кому же им еще и идти-то, как не к психологу!), и хочется, но, как правило, ничем не могу.

Что тут может быть? Как его развивать — вряд ли она у меня спросит, поздновато уже. Скорее всего, начались гормональные перестройки, стал агрессивным или по учебе (если учится в какой-нибудь вспомогательной школе) регресс пошел, отказывается заниматься…

Ну что я ей скажу? Особенно если она мама-одиночка (а из семей с такими детьми отцы, увы, часто уходят). Отстаньте от него? Вон он какой большой, не дай бог что вам сделает… Держи́те его в ежовых рукавицах? Дрессуру никто не отменял, а он ведь у вас всяко умнее собаки… Всё плохо, всё не с руки, что бы я ни сказала…

Умственная отсталость, коррекционная школа. Что дальше?
Мама и парень тем временем разместились в креслах.

— Представься, — велела мать.

— Здравствуйте, — сказал парень. — Меня зовут Вася. Мне семнадцать лет. Я учусь в девятом классе.

У него и в речи имелся какой-то логопедический дефект, но пониманию он не мешал. Да и сам дефект был совершенно не противный, что-то вроде грассирования.

— Очень приятно, Вася, — ответила я. — Меня зовут Екатерина Вадимовна.

— У нас диагноз — органическое поражение головного мозга, — сообщила мать. — По-человечески — слабоумие. Но при этом как человек наш Вася очень хороший: добрый, отзывчивый, всегда всем помочь готов, если понимает как. «Застревает» иногда, учителя жалуются. Но если ему напомнить, что он делал, и дать небольшого пинка — всё снова двигается. У нас полная семья, есть младшая девочка. Мы к вам пришли насчет профориентации.

— Кого профориентации? — тупо осведомилась я, судорожно перестраивая сложившуюся у меня (и, очевидно, высосанную из пальца, теперь я не могла этого не признать) семейную картину.

— Васи, конечно, — удивилась женщина. — Сестренке-то его недавно семь исполнилось, рано ей еще.

— Простите, — искренне извиняюсь я. — Я не сообразила сразу.

— Да это уж понятно, — женщина грустно улыбнулась. — Их ведь таких — как? Пока маленькие — учат-учат, и коррекция, и развитие, и льготы всякие, и концерты, и в лагерь мы три раза, считай, бесплатно ездили. А школа у них какая замечательная! Учителя — просто ангелы, возятся с такими сложными детьми, что я бы умерла сразу, наверное.

А вот потом всё это сразу кончается, и сидят они по домам перед телевизором или, вот, перед компьютером теперь и всё, чему научились, постепенно забывают. Сколько я таких историй знаю, увы.

Можно в училище, конечно, — нам говорили, есть такое. Но там специальности такие, для которых нужно концентрироваться, и терпение, и долго однообразно, и руки хорошие с тонкой моторикой, а с этим всем у нашего Василия полный швах.

Но вот мы с мужем подумали: а может, и не обязательно так-то? Есть же простые работы, где не обязательно сидеть и что-то там тюх-тюх-тюх, каждый день одно и то же. Ну надо же попробовать поискать, во всяком случае! Вот и пришли посоветоваться.

Профориентация подростка. Какие есть ресурсы?
Так. Профориентировать медицински слабоумных ребят мне, кажется, еще не доводилось. Ну что ж, тем интереснее. Есть ли у Васи ресурсы? Впрочем, один я уже знаю: любит помогать. Это значит, сфера обслуживания. Но в каком состоянии интеллект? Тестировать его по Векслеру? Долго и муторно. Но, может быть, кто-то уже сделал это до меня?

Ура! Сделали, для какой-то комиссии. Не очень-то я им доверяю — они часто используют сокращенный вариант теста, а выводы делают почти навскидку, — но нам навскидку и нужно. Общий коэффициент — семьдесят восемь. Очень неплохо на самом деле.

Что у нас есть еще?

Вася рассказывает о себе, очень адекватно реагирует на мои уточняющие вопросы. Говорит короткими, но понятными фразами: подлежащее, сказуемое, дополнение. Я уверена, что его этому специально научили. И правильно сделали. Столько я вижу вполне нормальных детей и подростков с мутной, неструктурированной, захлебывающейся речью…

Более того, я подозреваю, что мать меня «просчитала» (я явно не первый психолог на ее жизненном пути) и ответы на мои вопросы с сыном заранее подготовила и разучила. Ну и что? Он может в изменившихся условиях воспроизвести заученный алгоритм, и это уже здо́рово.

Вася любит помогать. Он любит детей, женщин, стариков и животных. Взрослых мужчин он побаивается, в их присутствии теряется (это относится даже к родному отцу) и выглядит более слабоумным, чем на самом деле. Еще боится крови и до паники — пауков.

Вася физически сильный и почти здоровый (при нарушении несложной диеты и обжорстве, к которому он склонен, у него заболевает живот и бывают поносы). У Васи очень истощаемое внимание. Он категорически не любит никакой спорт, но любит гулять и вообще много ходить. Любит кино и театр, особенно детский и кукольный, но может высидеть и взрослый спектакль, в котором почти ничего не понимает.

Крупная моторика вполне удовлетворительная, мелкая — между плохо и очень плохо (хорошо умеет читать, но очень плохо пишет и даже с трудом попадает в нужные клавиши компьютера). Странный ресурс — очень любит арифметику, обожает цифры как сущность, любит их писать, рисовать, раскрашивать, решать примеры в пределах сотни. Знает понятие отрицательных чисел, умеет ими оперировать.

— Удивительно! — говорю я.

— Да, — с улыбкой соглашается мать. — Он, когда меньше был, даже комплименты такие говорил: «Какая вы добрая, красивая тетя! Совсем как цифра три!». Все очень удивлялись.

— Я хочу работать! — говорит Вася. — Не хочу дома сидеть. Дома скучно. Хочу ходить много, делать что-то полезное, как взрослый человек. И денежки зарабатывать, и маме их отдавать, чтобы она могла нам покушать купить.

Работа для подростка с УО
Мы долго всё обсуждали. Уход за животными — опасно. Уход за тяжелыми больными — боится крови, исключено. Что-то на компьютере — невозможно из-за моторики. Сфера обслуживания? Торговля? Для того чтобы расставлять по полкам продукцию, у него явно не хватит объема и концентрации внимания. Но есть же и другие рабочие места в больших магазинах, например грузчики — носить корзинки, составлять тележки…

— О, мне очень нравятся магазинные тележки! — с воодушевлением воскликнул Вася.

— Хорошо, мы попробуем, — сказала мать. — Можно мы потом еще придем, расскажем?

— Да, конечно.

— Ничего у нас не вышло, — женщина пришла одна. — Он сколько-то носил эти корзинки в магазине, а потом ему надоело, и он просто ушел домой. Никому ничего не сказал. Да еще и бутылку кефира с собой унес, не заплатив. Очень неудобно.

— А как вам объяснил, почему ушел?

— Сказал: мне скучно, ходить некуда, уйти нельзя, никто со мной не разговаривает. И делать нечего, когда корзинок нет.

— Вы хотите продолжать попытки?

— Да, однозначно. Вася сам очень хочет. На самом деле идея работы ему очень нравится. Он сам очень расстроился, что ничего не вышло, и переживал из-за кефира: он потом понял, что получилось, как будто он его украл.

— Вася любит много ходить. И умеет читать. Может быть, курьером? Это сдельная работа. Он сможет ходить столько, сколько захочет.

— Да, точно, вы правы, это ему может подойти.

— Ему даже не столько ума, сколько выдержки не хватило! — Вася — вместе с отцом, высоким мужчиной с седыми висками. — Два, почти три месяца все шло хорошо. А потом он неправильно понял сложный адрес, два часа бегал кругами вокруг большого здания, вломился в две чужие конторы, напугал там девушек, позвонил отправителям, пытался уточнить, а там какой-то клерк повторил тот же адрес и сказал: это ваша работа!

Он пытался позвонить матери, она не услышала звонка, я был на совещании, тогда он психанул, выбросил пакет в урну и побежал на вокзал — уехать со стыда куда подальше и никогда больше домой не возвращаться. Хорошо, позвонил перед тем сестре — проститься. Она сразу перезвонила нам, и мы перехватили его на вокзале…

— Мне очень стыдно, я поступил неправильно, — понуро сказал Вася, крутя на пальце номерок от гардероба.

— Но? — это отец.

— Но я все равно хочу! — Вася вскинул голову, погладил пальцами цифру на номерке и плотно сжал толстые губы. Тут стало видно, что сын с отцом похожи. — Я очень хочу работать! Мне понравилось на самом деле! Я себя так хорошо чувствовал! И сестре котенка игрушечного купил. А маме — конфет.

— О да, — подтвердил отец. — Он действительно очень прямо вырос за эти два месяца. Мы все заметили. Поэтому мы хотим продолжать попытки.

Я преисполнилась уважения к их упрямой и позитивной семейной воле. Но что же им еще предложить?

— Мы как-то никак пока не задействовали его арифметическое хобби, — вспомнила я.

— Увы! — невесело усмехнулся отец. — В эпоху электронно-вычислительных машин это будет трудновато использовать.

Но тут мой взгляд снова упал на номерок.

— Гардероб! — воскликнула я. — Цифры. Понятное дело, огороженное стоечкой. И, кажется, в соседней взрослой поликлинике опять уволился гардеробщик…

— Мы идем туда прямо сейчас! — решительно заявил отец. Вася с готовностью вскочил.